Глава IX

Во всей Франции, по-моему, нет города, который был бы на карте краше, чем Монтрей; – – на почтовом справочнике он, надо признаться, выглядит гораздо хуже, но когда вы в него приезжаете, – вид у него, право, самый жалкий.

Но в нем есть теперь одна прелесть; дочка содержателя постоялого двора. Она жила восемнадцать месяцев в Амьене и шесть в Париже, проходя свое учение; поэтому она вяжет, шьет, танцует и знает маленькие приемы кокетства в совершенстве. – – —

Плутовка! Повторяя их в течение пяти минут, что я стоял и смотрел на нее, она спустила, по крайней мере, дюжину петель на белом нитяном чулке. – – Да, да, – я вижу, лукавая девчонка! – он длинный и узкий – тебе не надо закалывать его булавкой у колена – он несомненно твой – и придется тебе как раз впору. —

– – Ведь научила же Природа это создание держать большой палец, как у статуи! – —

Но так как этот образец стоит больших пальцев всех статуй – – не говоря о том, что у меня в придачу все ее пальцы, если они могут в чем-нибудь мне помочь, – и так как Жанетон (так ее зовут) вдобавок так удачно сидит для зарисовки, – – то не рисовать мне больше никогда или, вернее, быть мне в рисовании до скончания дней моих упряжной лошадью, которая тащит изо всей силы [358] , – если я не нарисую ее с сохранением всех пропорций и таким уверенным карандашом, как если б она стояла передо мной, обтянутая мокрым полотном. – —

– Но ваши милости предпочитают, чтобы я представил им длину, ширину и высоту здешней приходской церкви или нарисовал фасад аббатства Сент-Остреберт, перенесенный сюда из Артуа, – – которые, я думаю, находятся в том же положении, в каком оставлены были каменщиками и плотниками, – и останутся такими еще лет пятьдесят, если вера в Христа просуществует этот срок, – стало быть, у ваших милостей и ваших преподобий есть время измерить их на досуге – – но кто хочет измерить тебя, Жанетон, должен это сделать теперь, – ты несешь в себе самой начала изменения; памятуя превратности скоротечной жизни, я бы ни на минуту за тебя не поручился; прежде нежели дважды пройдут и канут в вечность двенадцать месяцев, ты можешь растолстеть, как тыква, и потерять свои формы – – или завянуть, как цветок, и потерять свою красоту – больше того, ты можешь сбиться с пути – и потерять себя. – – Я бы не поручился и за тетю Дину, будь она в живых, – – да что говорить, не поручился бы даже за портрет ее – – разве только он написан Рейнольдсом. —

– Но провалиться мне на этом месте, если я стану продолжать свой рисунок после того, как назвал этого сына Аполлона.

Придется вам удовольствоваться оригиналом; если во время вашего проезда через Монтрей вечер выпадет погожий, вы его увидите из дверец вашей кареты, когда будете менять лошадей; но лучше бы вам, если у вас нет таких скверных причин торопиться, как у меня, – лучше бы вам остаться. – Жанетон немного набожна, но это качество, сэр, на три девятых в вашу пользу. – —

– Господи, помоги мне! Я не в состоянии был взять ни одной взятки: проигрался в пух и прах.

Глава X

Приняв все это в соображение и вспомнив, кроме того, что Смерть, может быть, гораздо ближе от меня, чем я воображал, – – Я бы желал быть в Аббевиле, – сказал я, – хотя бы только для того, чтобы поглядеть, как расчесывают и прядут шерсть, – – мы тронулись в путь – —

De Montreuil a Nampont – – – poste et demi [359]

De Nampont a Bernay – – – poste [360]

De Bernay a Nouvion – – – poste [361]

De Nouvion a Abbeville – poste [362]

– – но все чесальщики и пряхи уже были в постелях.

Глава XI

Какие неисчислимые выгоды дает путешествие! Правда, оно иногда горячит; но против этого есть лекарство, о котором вы можете выведать из следующей главы.

Глава XII

Имей я возможность выговорить условия в контракте со Смертью, как я договариваюсь сейчас с моим аптекарем, где и как я воспользуюсь его клистиром, – – я бы, конечно, решительно возражал против того, чтобы она за мной явилась в присутствии моих друзей; вот почему, стоит мне только серьезно призадуматься о подробностях этой страшной катастрофы, которые обыкновенно угнетают меня и мучат не меньше, нежели сама катастрофа, как я неизменно опускаю занавес: и молю распорядителя всего сущего устроить так, чтобы она настигла меня не дома [363] , – – а в какой-нибудь порядочной гостинице. – – Дома, я знаю, – – – огорчение друзей и последние знаки внимания, которые пожелает оказать мне дрожащая рука бледного участия, вытирая мне лоб и поправляя подушки, так истерзают мне душу, что я умру от недуга, о котором и не догадывается мой лекарь. – В гостинице же немногие услуги, которые мне потребуются; обойдутся мне в несколько гиней и будут оказаны мне без волнения, но точно и внимательно. – – Одно заметьте: гостиница эта должна быть не такая, как в Аббевиле, – – даже если бы в целом мире не было другой гостиницы, я бы вычеркнул ее из моего контракта; итак…

Подать лошадей ровно в четыре утра. – – Да, в четыре, сэр. – – Или, клянусь Женевьевой, я подниму такой шум, что мертвые проснутся.

Глава XIII

«Уподобь их колесу» – изречение это, как известно всем ученым, горькая насмешка над большим турне [364] и над тем беспокойным желанием совершить его, которое, как пророчески предвидел Давид, овладеет сынами человеческими в наши дни; вот почему великий епископ Холл [365] считает его одним из суровейших проклятий, когда-либо обрушенных Давидом на врагов господних; – это все равно как если бы он сказал: «Не желаю им ничего лучшего, как вечно катиться». – Чем больше движения, – продолжает он (а епископ был человек очень тучный), – тем больше тревог, и чем больше покоя, – если держаться той же аналогии, – тем больше небесного блаженства.

Ну, а я (человек очень тощий) думаю иначе; по-моему, чем больше движения, тем больше жизни и больше радости – – – – а сидение на месте и медленная езда это смерть и диавол. —

– Эй! Гей! – – весь дом спит! – – – Выведите лошадей – – – смажьте колеса – – привяжите чемодан – – вбейте гвоздь в эту подпорку – я не хочу терять ни минуты…

Колесо, о котором мы ведем речь и в которое (но не на которое, потому что тогда получилось бы колесо Иксиона [366] ) Давид обращал своим проклятием врагов своих, для епископа, в соответствии с его сложением, должно было быть, колесом почтовой кареты, независимо от того, были ли тогда в Палестине почтовые кареты или их там не было. – – Для меня, наоборот, в силу противоположных причин, оно должно было быть, разумеется, колесом скрипучей арбы, совершающим один оборот в столетие; и уж если бы мне довелось стать комментатором, я бы, не задумываясь, сказал, что в этой гористой стране арб было сколько угодно.

Люблю я пифагорейцев (гораздо больше, чем решаюсь высказать моей милой Дженни) за их «???????? ??? ??? ???????, ??? ?? ????? ??????????» (отрешение от тела, дабы хорошо мыслить). Ни один человек не мыслит правильно, пока он заключен в теле; свойственные ему от природы кровь, флегма и желчь ослепляют его, а чрезмерная дряблость или чрезмерное напряжение тянут в разные стороны, как это видно на примере епископа и меня. – – Разум есть наполовину чувство, и мера самого неба есть лишь мера теперешнего нашего аппетита и пищеварения. – – – – Но кто же из нас двоих в настоящем случае, по-вашему, более неправ?